Ничего больше не имеет смысла. Но я рада его видеть. Просто так. Без причины. Потому что это Марк. Потому что я любила его с четырех лет, и он навсегда останется частью моей души, как сложное, болезненное и в тоже время красивое воспоминание.

Когда он немного повернул голову, я увидела его профиль, и вот тогда меня пробрало, потому что Марк больше не был размытой тенью на фоне окна. Сердце болезненно сжалось, когда я увидела, что татуировки покрывают не только затылок, но и шею, поднимаясь к выбритым вискам. И пальцы, кисти рук. Меня охватил ужас. Что он сделал с собой? Зачем? Марк всегда был таким красивым, что у меня замирало сердце каждый раз, когда я на него смотрела. Сейчас оно дрогнуло от недоумения. Непонимания, сочувствия. Только боль, глубокая душевная боль и внутренний протест против жизни, своей внешности и окружающего мира могут заставить сделать с собой подобное.

Приборы запищали, выдавая мое внутреннее состояние. Марк резко обернулся, шагнув ко мне.

– Привет. Извини, я тебя напугал? – он тревожно взглянул на мониторы, рисующие неровные зигзаги. А я смотрела на него. Его лицо почти не изменилось. Черты стали четче, мужественнее.

– Все нормально. Если будет плохо, набегут врачи. Иди сюда, – позвала я, протягивая руку. Марк взглянул мне в глаза, и я заблудилась во времени. Столько воспоминаний промелькнуло перед моим внутренним взором. Он сел на стул возле моей кровати, взяв мою руку, сплетая наши пальцы.

– Привет, Марк, – шепчу я, чувствуя, как на глаза набегают слезы. И, черт возьми, я видела в его зеленых глазах отражение тех эмоций, которые испытывала сама.

– Привет, Джульетта, – улыбается он свой задорной улыбкой, которая не изменилась даже спустя годы. И ямочка на щеке никуда не делась. Мы бесконечно смотрим друг на друга, забыв, вообще, кто мы и где мы, и что случилось…

– Что это? – спрашиваю я, опуская взгляд на его пальцы, покрытые рисунками, которые уже не кажутся такими ужасными, как вначале.

Он перестает улыбаться, просто смотрит мне в глаза. Я понимаю, как много раз ему задавали этот вопрос с момента, как он вернулся. Я не удивлюсь, если Марк не ответит.

– Это отражение моей души, Маш, – Марк пожимает плечами. – Я не задумывался, хотя черт знает сколько раз меня спрашивали.

– Ты давно приехал?

– Вчера.

– Мне так жаль, Марк. Мы не ожидали. Никто не мог подумать. Если бы были хотя бы какие-то предпосылки, я бы тебе написала.

– Я знаю, – он сильнее сжимает мои пальцы, опуская ресницы. – Я собирался приехать. Не успел, готовил дом, хотел забрать их на время, показать, как я живу.

– Уверена, что он видит сейчас нас и…

– Не говори ерунды, – резко обрывает меня Марк, и тут же виновато улыбается, глядя мне в глаза. – Извини. Не нужно, Маш. Я большой мальчик. Справлюсь. Я видел твоего мужа в коридоре, и могу сказать с уверенностью, что я ему не понравился.

– Ему, вообще, редко нравятся люди, не похожие на него. Но он классный, Марк.

– Не сомневаюсь, – с сарказмом произнес Марк. – Ты не поддавайся ему. Видел я таких.

– Что ты имеешь в виду? – напрягаюсь я, не совсем понимая куда нас завел разговор.

– Ничего. Просто помни, кто ты, Маш, – серьезно произносит Марк, накрывая мои пальцы второй ладонью.

– А ты помнишь? – спрашиваю я. Марк улыбается, изгибая бровь.

– Злишься? Никто не трогает твоего мужа, Джульетта. Я добра тебе желаю, только и всего. Он намного старше, я волнуюсь.

– Перестань, – гнев появляется внезапно, сметая эйфорию от первой встречи. – Спустя шесть лет ты приходишь и говоришь, что волнуешься? Ты думаешь, что это прокатит? Серьезно, Марк? Ты ни хрена не изменился.

– Ты тоже, малышка, – лукаво улыбается Марк. В глазах мелькают задорные чертики. – Но я не ругаться пришел. Хочу поздравить тебя с рождением дочери. Я хотел купить цветы, но так спешил, что забыл.

– Про цветы ты соврал, Марк. И не спорь. Ты даже не думал об этом. Но спасибо за поздравление.

– Ты меня раскусила, Маш. Не представляешь, каких мне сил стоило добыть адрес клиники. Мама отказалась мне помочь, сказав, что мне не нужно к тебе ехать.

– Возможно, отчасти она права, – произношу я, опуская взгляд на чернеющий причудливый орнамент в вырезе его футболки. Марк всегда был в хорошей физической форме, но сейчас я могу в полной мере лицезреть совершенный экземпляр мужской фигуры. Каждая мышца прорисована под тонкой тканью футболки и выглядит идеально. Странно, что сутки назад ставшая матерью, женщина, способна замечать подобные вещи. Хотя такую фигуру и девяностолетняя старуха не обойдет вниманием.

– Мне не стоило приезжать? – прямо спрашивает Марк, не собираясь ходить вокруг да около.

– Ты уже здесь. Какая разница? – пожимаю плечами, и он убирает правую ладонь с наших переплетенных пальцев, чтобы стащить с меня шапочку, которую на меня надели еще в реанимации.

– Так лучше, – улыбается он, дотрагиваясь до моих волос. Не уверена, что они достаточно чистые, чтобы я не чувствовала себя смущенной, но Марку, похоже, все равно. Он перебирает мои пряди с таким счастливым выражением лица, что мне становится смешно, я даже хихикаю.

– Красивая, – улыбается он уголками губ, глаза смотрят на меня серьезно. Изучающе скользят по моему лицу, что не может не нервировать. Я же знаю, как выгляжу, не наивная. Мне вчера делали кесарево сечение. Операция под местной анестезией, потому что общий наркоз мне противопоказан. Потом я провела сутки в беспамятстве, накаченная лекарствами, и в себя пришла только утром сегодняшнего дня. О какой красоте может идти речь? Он что, издевается?

Когда Марк согнутыми пальцами касается моей щеки, я, вообще, перестаю адекватно оценивать ситуацию.

– Что ты делаешь, Марк? – спрашиваю я резко. Он одергивает руку, отстраненно улыбаясь.

– Почему ты удалила аккаунт? Чего ты испугалась, Маш? – спрашивает Марк, пристально глядя мне прямо в душу. Приборы снова возмущенно пискнули, что не скрылось от его внимания.

– Твое сердце ответило за тебя, – говорит он тихо низким вибрирующим голосом.

– Ты странно ведешь себя, Марк, – напряженно произношу я, чувствуя внутри нарастающую тревогу. Марк опускает голову, проводит кончиками пальцев по коже на сгибе локтя, проткнутой иголками, по которым в вены подается лекарство.

– Я странно себя чувствую. Больно? Такие толстые иглы, – на выдохе говорит он. Моя кожа покрывается мурашками. Он смотрит мне в глаза и видит насквозь, как и я…. Но я не хочу ничего видеть. Мне больше не нужно.

– Ты видел наших? – благоразумно меняю тему. Он равнодушно кивает, – Как все изменились, правда?

– И были в шоке от тех изменений, которые произошли со мной. Тебя мой вид тоже пугает?

– Сейчас уже нет, – я снова невольно опускаю взгляд на татуировки на его пальцах. – Скажи, Марк, а твои мечты о Голливуде? Все получилось?